Александр Вулых: "Изящно употребить ненормативное слово - это искусство"

Александр Вулых

Александр Вулых - гениальный поэт. Его стихи, поэмы и баллады давно стали культовыми. Каждое его произведение – это литературный шедевр, несущий неповторимую теплоту и мощнейшую эмоциональную энергию. Каждому присущи тончайшие нюансы, мелизмы и арабески. Поэзия Александра Вулых – это эстетика прекрасного. Она пленит своей оригинальностью, искренностью, доступностью, высочайшим слогом и изящным юмором.

- Александр, сегодня Вас можно без тени сомнения назвать динозавром современной поэзии. Скажите, пожалуйста, отвечаете ли Вы за Ваше творчество?

- Такое слово – "динозавром". Я думаю, это больше подходит людям преклонного возраста, - говорит Александр Вулых. - И вообще, какой я динозавр? Динозавры все уже давно вымерли. А я просто наблюдатель жизни. Вообще, я считаю, поэт должен быть современником - отражать то, что происходит вокруг, сию минуту, сегодняшний день, а для этого нужно просто наблюдать жизнь, и я ее наблюдаю. В общем, это и является предметом современной поэзии.

А что касается творчества – естественно, каждый человек отвечает за свои поступки, поэтому, за то, что пишешь на бумаге, должен осознавать всю меру ответственности.

- А за действия людей, на которых оно оказало влияние и они сильно изменились?

- Вот за действия людей отвечать трудно. Я просто надеюсь, что ничего негативного после прочтения моих стихов не будет, читатель не пойдет бить витрины магазинов, убивать, насиловать. Надеюсь, и я ничего плохого не делаю. Хотя, когда я работал журналистом в одной московской газете, на 8 Марта меня попросили написать стихотворение, поздравление женщине. У меня было веселое, хулиганское настроение, и я написал стебное, прикольное стихотворение, которое, когда увидели в номере газеты, собрали редколлегию и решили его все-таки не публиковать. Я спустился на два этажа ниже и отдал заведующему сектором юмора "Московского комсомольца" Льву Новоженову. Он прочитал и на следующий день выходит номер с поздравлением:

Любите женщину, как коллектив – коллегу,
Любите женщину не просто как-нибудь,
Любите женщину за грусть ее, за негу,
Любите женщину за ногу и за грудь!

Сестру любите вашу всей душою,
Как наркоманы любят анашу,
Сестру любите с радостью большою,
Сестру! Я по-хорошему прошу!

Прошу, жену, жену, прошу любите,
Жену любите, как алкаш – вино,
И десять раз на дню её целуйте:
Жену свою, чужую – все равно!

Любите девушку, как дети любят елку!
Любите девушку, как Ленин – октябрят!
Любите девушку не только втихомолку,
Любите девушку, всю девушку подряд!

Любите женщину – источник оптимизма,
А если не по силам этот вес,
Любите женщину, как призрак коммунизма,
В который верил член… КПСС!

После этого стали поступать письма в редакцию. Тогда ведь такие стихи не публиковались – это была редкость. И мне показали одно письмо, где молодой человек написал: "Я бы вызвал автора этого стихотворения на дуэль, потому что из-за него я поссорился со своей девушкой". Она явилась к нему на свидание, бросила ему в лицо свежий номер газеты и сказала: "Так вот оказывается, что вам, мужикам нужно! Ни о чем прекрасном вы не думаете". На дуэль я к нему, конечно, не пошел. Поэтому, по-разному люди воспринимают стихи в силу своей внутренней культуры и мотивации.

- Я знаю, что Вы написали слова более чем к пятистам песням, которые пользуются большой популярностью, а за некоторые Вы даже получили премию "Песня года". Как Вы считаете, Вы сделали большой вклад в развитие нашей культуры?

- Во-первых, то, что касается написания текстов для песен – это имеет отношение к шоу-бизнесу. Шоу-бизнес - это область моего занятия, благодаря которой я зарабатываю себе деньги на жизнь, потому что поэзией не проживешь, поэты, как правило, заканчивают жизнь под забором, не имея средств к существованию. А в наше время приходится каким-то образом выживать. Шоу-бизнес дает такую возможность. И не нужно преувеличивать роль поэта-текстовика, пишущего для наших артистов, и говорить о вкладе в культуру, потому что наша эстрада, наш шоу-бизнес с культурой имеют мало общего. Есть, конечно, редкие примеры, когда можно поставить знак равенства. Поэтому говорить о вкладе в культуру поэта-песенника – это было бы по меньшей мере забавно.

А то, что я зарабатываю этим деньги – это действительно так. Можно представить себе ателье. Приходит заказчик и говорит: "Сшейте мне пиджачок, чтобы в плечах было узко, а внизу широко". А ему отвечают, что обычно у мужчин должно быть в плечах широко, а в талии узко. "А вот я хочу так". И не будешь ведь ему доказывать, что хорошо, что плохо. Поэтому пишешь так, как хочет заказчик – делаешь костюмчик по фигуре, под артиста. Конечно, бывают исключения, когда вне зависимости от исполнителя появляются какие-то стихи и, если они становятся песней и если эта песня находит выход к публике, то получается все удачно. Но это бывает очень редко.

- Кто из молодых талантов на российской эстраде Вам наиболее симпатичен? Кому из них Вы написали бы новый хит?

- Мне абсолютно все равно, кому писать. Если говорить о том, кому бы я хотел написать, то… Адриано Челентано. Но он не поет на русском языке, и ему есть кому писать тексты. А так, конечно, мне было бы приятно, если бы он спел мои стихи. Правда, я писал для итальянских артистов, которые выступали в Москве, но это были кавера. А так мне все равно, кому писать, главное, чтобы это совпадало и хорошо оплачивалось.

- Но у Вас еще есть, так скажем, некоммерческое творчество, каков его вес и место в сегодняшней культуре? И популярнее ли оно Ваших работ на заказ? И чем Вы больше гордитесь?

- Чем, собственно, отличается написание стихов от песенных текстов? Свои стихи я исполняю сам на творческих вечерах, на концертах, а песни исполняют артисты, которые редко упоминают имя и фамилию автора текста, поэтому все, что я пишу в качестве поэтических текстов, оно как бы обезличено и живет в виде песен. А стихи – это мое, личное, авторское и здесь я пишу о том, что интересно мне, волнует меня, не то, что подойдет тому или иному исполнителю, а то, что соответствует моему восприятию.

- Поговорим о Вашем некоммерческом творчестве. Для кого Вы пишете? Вы имеете представление о своем идеальном читателе?

- Да я не знаю, для кого я пишу. Если бы я себе представлял, для кого я пишу – для учащегося ПТУ, выпускника какой-нибудь академии, литературоведа, слесаря, водителя трамвая – нет, я считаю, еще раз, что это отражение современной жизни. Я думаю, молодого человека или человека прожившего уже жизнь, наверное, волнуют те жизненные вопросы, которые волновали и 50, и 100 лет назад – ничего же не изменилось, просто мы говорим об этом разными словами. Речь меняется, язык меняется, а чувства и переживания остаются. Говорят, что в литературе существует определенное количество тем, не больше 30-ти, других тем нет, поэтому вся литература вертится вокруг этого. Поэтому говорить, для кого я пишу, для молодежи определенный сленг, для людей интеллектуальных и определенного культурного уровня другой – нет, я говорю своим языком, современным языком, потому что надо следить, как изменяется речь, она сейчас не такая, как 30 или 40 лет назад, это был язык другой.

- Ваши поэмы и баллады – это захватывающие и увлекательные истории и рассказы. Многим известны Ваши монументальная "Исповедь Роллс-ройса", гениальная "Пятница 13", неподражаемая "Баллада о неслучившейся любви". Один мой знакомый даже назвал Вас Игорем Губерманом в стихах. Долго шли к этому?

- Что касается Игоря Губермана, очень уважаю этого поэта, замечательный, остроумный, с моментальной поэтической реакцией, блестящий поэт, но я думаю, что мы с ним абсолютно разные, все-таки я ни на кого не похож, даже если это большой поэт Игорь Губерман, у меня свое видение и ощущение мира. Кстати, несколько лет назад, когда мы сидели в одном маленьком уютном заведении, он меня спросил: "Почему ты пишешь все сиюминутно? Почему ты не пишешь на вечность?" Я и ответил: "Чтобы говорили". Я считаю, что не нужно писать на вечность, надо писать для себя, то, что чувствуешь сейчас, сиюминутно. Стихи, собственно говоря, - это моментальный фотографический снимок состояния души, в определенное время, в определенном месте, в определенном состоянии.

- Откуда Вы черпаете такую положительную энергетику?

- Ну она не только положительная, она любая. Все, что у нас скапливается, чем мы дышим в этом городе – и воздухом морозным, и выхлопными газами, это не совершенно экологически чистый город. Москва вообще город тяжелый. Есть другие города, которые созданы для жизни – столицы многих европейских стран, а Москва – один из немногих городов, созданный для борьбы за выживание, здесь мы подчастую не живем, а выживаем. Поэтому энергия, которую черпает творческий человек – это энергия, которая концентрируется в этом городе, а уж что получается в результате зависит от состояния художника – может быть негатив полный, а может быть произведение, которое не вызывает у тебя суицидную реакцию.

- У Вас есть муза?

- Муза – капризное существо. Она обычно прилетает, когда ты ее не ждешь, и заставляет тебя работать, а ты к этому не готов. А когда готов и хочешь что-то написать – ее нет, она не приходит. Это если говорить о состоянии творческой потенции. Бывают разные состояния души и состояния физические, когда ты понимаешь, что ничего не можешь – сядешь за стол, даже если есть время и хочешь написать, как бы ни старался, ничего не напишешь. А есть наоборот, состояние, когда переполняют чувства, но ты занят чем-то другим. И так оно проходит. Думаешь, в этом состоянии мог бы написать, а растратил на что-то другое. Растратил – а что делать? Нужно жить, зарабатывать деньги, общаться с друзьями, отдыхать.

- А что в Ваших произведениях делает ненормативная лексика?

- То же самое, что она делает в обыденной речи обычных людей. Она абсолютно органична. Что такое ненормативная лексика? Это разговорная речь, она применяется для передачи эмоционального состояния человека. У кого-то она примитивная и тупая, у кого-то она оскорбительная, у кого-то, что реже встречается, но все же бывает, она элегантная, виртуозная, как музыка – можно заслушаться. Например, у Романа Львовича Трахтенберга, который недавно ушел из жизни, она была именно такой. Я не употребляю ненормативную лексику в авторской речи, ей пользуются герои, и она появляется там, где невозможно сказать по-другому – вот только так, а не иначе. Поэтому это обычная живая речь, что тоже является отражением современного языка, современной жизни. И по-ханжески краснеть и закрывать глаза на это, говорить "Ах!" и падать в обморок – это обычно делают люди, которые в быту ругаются нецензурно, оскорбительно, а когда они слышат какое-то слово, приходят в шоковое состояние, в ужас, "Да как он мог!". Но есть люди, которые считают, что они так могут ввернуть матерные словечки, что такие они мастера, хотя со стороны это смешно. А вообще, это искусство – правильно, изящно употребить ненормативное слово, чтобы оно вызвало улыбку, восхищение.

- В неменьшей степени Вы пишите про секс. Какова его роль в Ваших произведениях?

- Я пишу не про секс, а про взаимоотношения различных полов – это любовь, сексуальные отношения. Это тоже волновало людей во времена Пушкина и волнует сейчас. Собственно, что такое секс? Это часть нашей жизни. Меня интересует взаимоотношения людей – мужчины и женщины, устроенных абсолютно по-разному, почему мужчина никогда не может понять женщину и наоборот, почему существуют несовпадения, как правило, в восприятии друг друга. Поэтому в моих балладах эти моменты являются ключевыми и наиболее интересными для меня, как для автора – непонимание, одиночество, несовпадение двух половинок, почему каждый ищет свою половинку и не находит ее. Поэт не должен давать рецептов, как это сделать, поэт показывает то, что волнует каждого из нас. А секс является неотъемлемой частью нашей жизни, это когда-то говорили, что секса у нас нет – все есть и все было. А то, что есть вокруг, то и является предметом поэзии.

- Каким способом Вы общаетесь со своими поклонниками? Зарегистрированы ли Вы в социальных сетях или предпочитаете общаться с ними другими способами? Какое место такое общение занимает в Вашей жизни?

- С публикой, которая приходит на мои концерты, на концерты моих друзей, общаемся во время концертов и после. А в основном сейчас общение через Интернет. Книг у меня мало, видимо, все потому, что я такой вот ленивый и никак у меня не складывалось с изданием книги, надеюсь, все-таки в этом году выпустим.

- Над чем сейчас работаете?

- У меня героиня одной баллады спрашивает: "А мы вообще на ты или на Вы? Хотите абрикосы и бананы? А каковы, скажите, Ваши творческие планы?" Не хочу я говорить о творческих планах. Обычно писатели, которые пишут романы, говорят: "Вот сейчас я работаю над таким-то романом". Мне хочется быть постоянно, хотя бы время от времени, в состоянии творческой потенции, когда ты садишься и не понимаешь, не знаешь, что это будет – просто садишься и пишешь. И когда это происходит, это здорово, потому что сам не ожидаешь, какие сюрпризы тебя ждут впереди. Когда едешь на автомобиле и если дорогу не знаешь, не знаешь, чем она закончится – так и в творчестве.

- А какие у Вас предпочтения в классической и современной прозе?

- Если говорить о современной прозе, то мне ближе то, что делают Сорокин или Пелевин, очень интересно. Но у меня не так много времени, чтобы досконально узнать всю современную прозу, не часто удается читать. Но Пелевина, Сорокина читаю. А в классической литературе нужно читать и перечитывать.

- Вы уже написали сценарии к мюзиклам "12 стульев" и "Мата Хари". А сценария к фильму желания написать нет?

- Желание, может, и есть, но я пока не чувствую в себе тех сил, потенциала. Во-первых, я не являюсь сценаристом-драматургом. Либретто музыкального спектакля – это мне интересно, этим я занимался и, надеюсь, буду заниматься. Другое дело - фильм. Кинопроизводство – это отдельная область, драматургия тоже. Наверное, было бы интересно, если мне суждено написать, у меня сюжетов очень много, сюжетов из моей жизни, и какой-нибудь из них, если Бог даст, попробую воплотить. Но не знаю. Как сложится.

- Верите ли Вы в любовь?

- Верю в любовь. Это единственное, я считаю, во что можно и нужно верить. Всю нашу жизнь мы учимся одному и самому главному – уметь любить. Я считаю, если человек понял, что научился этому, что он понимает, что это такое, то можно сказать, что его главная миссия на земле выполнена.

- Была ли у Вас цель стать знаменитым? И вообще, считаете ли Вы себя "звездой"?

- Ну какая я звезда? Звезд вообще единицы. 99 процентов из тех, кого мы считаем звездами, они и рядом не стояли... А знаменитым стать – никогда к этому не стремился. Это приятно, когда тебя знают, но именно когда знают твое творчество, а не то, как ты одет, с кем ты спишь, чтобы открывали журналы и все интересовались тобой – мне это глубоко безразлично.

Олеся Матвеева

февраль 2010

версия для печати